Небольшая абстракция Маленького Ада

В рубрике: Музыка в целом — 08.10.2008

Нашел небольшой рассказик, который написал в молодости :). Прошу любить и жаловать.

Мокрые усталые ботинки торопливо хлюпали по лужам и, дойдя до двери с надписью: "Малый Ад", зашли внутрь. Они спустились по темному коридору и вошли в комнату, где царил приятный полумрак. На груде копыт, рогов, хвостов и метел восседали вязаный платок и старые очки.

Очки читали засаленную, явно не первой свежести, газету. Рядом с платком лежали спицы, клубок ниток и недовязанные шерстяные носки.
- Как шабаш? - спросили ботинки просто для того, чтобы что-нибудь спросить, и уныло оглядели помещение.
- Да у нас тут тихо почти. Музыки не слышно, слов тоже... но голоса адские, - сказали очки и снова уткнулись в свою вчерашнюю газету. Вязаный платок, раз взглянув на ботинки, взял спицы и стал довязывать шерстяные носки.

Ботинки переглянулись: да, все было в порядке - маленький ад жил своей жизнью. Снизу из темноты вынырнул знакомый черт с лоснящейся от пота шкуркой. Он сунул ботинкам по кусочку весьма потрепанной кожи с пентаграммами (видимо, большая часть чертей попала сюда именно таким образом, купив всего пару билетов на всех) и быстро скрылся во мраке. Отдав шнурки очкам, ботинки спустились еще ниже и остановились перед входом пещеру.

Старый равнодушный демон прочитал привычные сатанинские знаки на протянутых ботинками кусочках и неторопливо посторонился. Оба быстро вошли внутрь. У самого выхода в нерешительности топтались два ангела в серой форме. Один из них шептался с неуклюжей рацией: всем им явно было не по себе, но, осознавая свое могущество, любой из них был готов ринуться в бой и отправить любого не в меру разгулявшегося на Суд Божий.

В пещере стоял грохот, несмолкающий рев и топот сотен ног и лап. То и дело под потолок взвивалась лихая нечисть. На холодном каменном полу плясали и дрыгались мелкие мохнатые черти с серьгами в ушах и молодые ведьмочки с густо нанесенной боевой раскраской. Черти, что постарше, стояли в сторонке, флегматично курили уголь и притаптывали ногами в такт музыке.

То здесь, то там вспыхивали и гасли маленькие огоньки. На полу валялись кучки пепла. На стенах дымили смрадные электрические факелы, делая и без того раскаленную атмосферу пещеры еще горячее.

У самого трона кривлялись барабаны: они пришли еще до начала шабаша кучей, но на диво трезвые, и долго ругались между собой, где и как каждый из них должен встать. Спор решила звонкая медь и теперь они стояли как положено. Прокуренный бас хрипел и матерился во всю, затрагивая самые тонкие нити души. Слушая его, ботинки просто умилялись. Примочка лежала на полу, то и дело попираемая басом и микрофоном, фонила и выдавала все, что угодно, только не то, что от нее требовалось. Микрофон, как всегда, упился пивом, и теперь его мембрана колебалась абсолютно во всех направлениях. Его голос срывался и плакал навзрыд. При этом в проводах его ток постоянно менялся и искажался, что приводило к появлению в спектре звука совсем ненужных частот, но это только еще больше заводило чертей и ведьм.

Ботинки посмотрели налево : маленький черт спал в объятьях колонки, прислонившись к ней ухом, и видел, наверное, самый прекрасный кошмар в своей жизни. Видимо, кошмарная мощность колонки его не смущала: он то и дело улыбался обворожительным оскалом во сне, видя очередное истязание своих будущих жертв.

Над всем этим смрадом, жаром и пыльным угаром сидел Мефистофель и славно улыбался. Он отдыхал и, потягивая за нити и провода, на которые были посажены бас, барабаны и микрофон, управлял их громкостью и настроением. Адские колокольчики над троном весело звенели и наполняли пещеру ужасающим уютом: здесь царило адское братство. Даже ботинки начали чувствовать себя здесь своими и теперь лихо откаблучивали под ритм быстрого рева и гула - музыкой все это назвать было трудно.
Неожиданно ботинкам стало грустно: скоро опять все кончится и перед самым концом молодые черти и ведьмы, недослушав последний душераздирающий крик, побегут разбирать свои рога, копыта, хвосты и метлы и отправятся восвояси... до следующего Шабаша.

Минуту спустя грусть прошла и пара ботинок с удивляющей ловкостью отплясывала грязные танцы. Так продолжалось, по-крайней мере, часа два.

Наконец Всевышнему надоело слушать в своем подвале долбежь барабанов по унитазным крышкам и хрипения баса вкупе с лающим микрофоном и Он вырубил электричество: свет погас, пропал весь звук, кроме тех самых злых трезвых барабанов, у которых не хватило денег на запретное зелье. Скоро они заметили полное отсутствие света и музыки (которое, кстати, ничуть не смущало нечисть) и заткнулись. Ангелы не заставили себя ждать долго и скоро все барабаны отправились в казeматы отбывать наказание за нарушение всеобщего беспорядка и разгула.

По пещере пронесся неодобряющий гул, но вдруг призрачный свет осветил темную фигуру, вставшую с трона: Мефистофель поднял руку, давая понять, что Шабаш закончен. Удрученные маленькие ведьмочки, с растекшейся от слез по лицу краской, уходили, ведомые под руку галантными чертями.
Ботинки еще немного потоптались в темной пещере, но скоро отправились вслед за всеми.

Мефистофель неторопливо сматывал нити и провода, попутно распутывая узелки. Старый черт и бас убеждали микрофон пойти замолвить словечко за барабаны, но тот, уже неспособный связать ни слова, только гудел и свистел. Делать здесь было решительно нечего и ботинки отправились домой. Едва выйдя за порог, левый ботинок ухитрился искупаться в глубокой луже и теперь, завязав потуже шнурки, громко сопел и хлюпал, спеша домой.

Подходя к своему подъезду, они взглянули на небо: Вселенная смотрела на них бесконечным числом умных и всепонимающих глаз. Ботинки обернулись на город: никогда он не был еще таким чистым, таким загадочным и светлым, как в это серое туманное утро. Город так и дышал тайной и счастьем покоя. Оба ботинка разом вздохнули и вошли в подъезд...